18+, или Последний аргумент - Страница 4

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Полное слияние всей женской плоти с мужским Корнем Жизни – вот в чем, оказывается, высшая миссия нашего земного существования! И пусть все пуритане мира твердят нам о других целях – труд, созидание, прогресс, построение общества социального равенства и т. д., – сами-то они что испытывают в моменты любовного экстаза?

А когда мощные трубы баховского органа победно, вместе с сердцем и маткой Валенсии, взлетели в Grand Clavier – о господи! – ядерным взрывом вдруг сотряс ее оргазм, – так, словно вселенная ее матки рухнула в черную космическую дыру и, падая, распалась на мириады звезд по Млечному Пути его, Марковой спермы…

По бешеным спазмам ее матки Марк ощутил, что это конец, но, в отличие от всех других женщин, с которыми он когда-либо занимался сексом, Валенсия, даже истощенная, не упала на него, сотрясаясь от своего оргазма – о, нет! К его изумлению, она продолжала сидеть на нем совершенно прямой античной статуей, этакой рукастой Венерой Милосской с юной грудью торчком, темными сиреневыми сосками и откинутой назад головой. И только прерывистое дыхание сквозь открытые губы, за которыми нежно мерцали влажные зубы, дыхание, от которого ее налитые вожделением груди тихо вздымались и опускались, – это дыхание говорило ему об ее усталости от только что исполненной ее интимными мышцами великой баховской «Токкаты и фуги в до минор». Но глаза ее были закрыты, словно она, не шевелясь, изумленно вслушивалась в себя. Так настоящий музыкант, удачно сыгравший на публике сложный концерт, еще не слышит оваций зала, а продолжает слушать в самом себе раскаты сыгранной музыки…

Но тут, после небольшой паузы, вкрадчиво, почти неслышно выплыла из динамиков и поплыла сначала над их кроватью, а потом над домом Марка и выше над Принстоном и всем ночным мирозданием вторая часть «Итальянского концерта фа мажор BWV 971» Баха. И оба – и Марк, и Валенсия – вдруг ощутили, как Там, в ее Лагуне, удерживающей то, что осталось от его опавшего Корня Жизни, вдруг столь же музыкально-нежно и вкрадчиво ожили лепестки ее вагинальных мышц, как они тихо, в миноре стали касаться его спящего карлика, призывая его к подъему и росту. Так индийский факир своей волшебной дудочкой будит спящую в его корзине кобру и поднимает, поднимает ее все выше и выше… Так в мультипликационном фильме растет и распускается волшебный Аленький цветочек… И так ласкающая музыка Баха и вторящие ей трепетные касания сразу десятка влажных язычков внутри горячей штольни Валенсии оживляли, вздымали и растили из карлика в исполина его, Марка, фаллический Корень Жизни. То, что хотя бы после получасового, за соитием, сна опытные женщины делают с этим Корнем своими губами, языком и гортанью, Валенсия, не шевелясь, делала только вагинальными мышцами. Больше того, Марку показалось, что на этот раз нежные, как музыка Баха, кольца этих мышц своими упруго-восходящими движениями взрастили и вытянули этот Корень выше всех его прежних размеров – так, что он не только достиг шейки ее матки, но и прошел в нее! И теперь Валенсия, сидя на нем с закрытыми глазами и раскачиваясь, как Стив Вандер, лишь плечами и головой, вместе с Иоганном Себастьяном Бахом дуэтом играли на его гиперболизированном фаллосе эту прекрасную, все нарастающую и – аллегро! аллегро! – убыстряющуюся мелодию. Да, на сей раз Валенсия уже не противилась Баху и не сопротивлялась его музыке. Наоборот, как музыкант-виртуоз, вдохновившись космическими мирами гениальной музыки, сам становится соавтором и партнером композитора и радостно, вдохновенно ведет и даже тащит слушателя в эти заоблачные миры, так и Валенсия вдруг ощутила себя не исполнительницей тайной миссии, задуманной где-то вдали от этой постели, Принстона и, вообще, от США… Нет, теперь, на втором раунде их дуэта, Валенсия вдруг почувствовала, что отдается сразу двум сексуальным партнерам, и это соитие с Иоганном Себастьяном Бахом и с Марком Меланжером кружит ей голову и пульсирует ее интимными мышцами с такой силой, что колотит сердце и матку.

А Марку казалось, что, поддавшись пульсации ее сладостной штольни, он весь, всей своей плотью и даже черепом, ушел в свой фаллос и вырос в нем до небес, как минарет стамбульской мечети, как золоченый купол ватиканского собора Святого Петра и как башня кафедрального собора Святого Мартина в Утрехте, в Нидерландах! Волны музыки слили их в одно единое тело, подчиненное волнам чувственности.

«Господи! – снова молился Марк, – что за сладостную пытку Ты изобрел! И если Ты сделал нас по Своему образцу и подобию, то как часто Ты позволяешь Себе такие небесные удовольствия? Ведь не мог же Ты подарить это нам, грешным, не испытав это Сам! Так какую же Валенсию Ты сделал для Себя, Господи? Или Ты един, сочетая мужское и женское в Себе постоянно, всегда, во веки веков, аминь!»

Впрочем, на этом его богохульство пресеклось, потому что пресеклось вдруг его дыхание. Да, продвинув головку его фаллоса в устье матки, обольстительно могучие кольца внутреннего питона Валенсии этим не удовлетворились. Подчиняясь музыке, они продолжали взращивать его Корень Жизни и, обжимая его, с такой силой гнать по его венам все новую и новую кровь, что Марк невольно вздыбился аркой в постели, подняв на себе свою кубинскую наездницу.

И тут же получил увесистый шлепок по заднице:

– Лежать! Не двигаться!

– Я не могу… – хрипло выдохнул он, чувствуя, как его сердце подкатило к горлу и перекрыло дыхание. – Кончаю…

– Нет! Еще минуту!.. – сорвавшимся шепотом крикнула Валенсия, мощным спазмом всех своих вагинальных мышц схватив и зажав весь его фаллос от корня до самого верха.